ДАЧНАЯ ИСТОРИЯ.
Больше всего на свете ненавижу я людей удачливых, а тем более — счастливых. Ходишь по посёлку, и душа на части рвётся: у одного — невиданный урожай яблок и брюквы, второй баньку справил, третий печку переложил. Так бы и удавил всех!
Решил я с этим потихоньку бороться: кому человечьего навоза через штакетник закинешь, у кого из дровницы пару поленьев умыкнёшь, на соседскую собаку плюнешь. Вроде полегчает, ан нет: на месте дерьма георгины заполыхают, вместо поленьев машину дров привезут, собака лоснится от сытости и довольства...
Как увижу счастливого человека — так голова болит сильно и кишки режет. Готовился было посёлок сжечь, да вот незадача — спички отсырели не вовремя. Пробовал хохотать, завывал каждый вечер, но совершенно сорвал голос. Хорошо бы давали, скажем, лицензии на убийство. Идёшь по улице — видишь, на новой машине кто-то едет или квартиру купил, взял бы, да и зарезал к чертям. Мне от таких мыслей всегда хорошо делалось, я даже потел с удовольствием.
Ну, думаю, надо всё же с чего-то начинать. Есть у нас в посёлке дом с запущенным участком, весь зарос бурьяном. Моя халупа совсем покосилась, стены грибок начал поедать. А тот дом заброшенный — крепкий ещё, крылечко ладное такое, хороший дом. Взял я колун, да и сбил замок. Стал ходить туда, осваиваться понемножку. Вынес оттуда потихоньку и последовательно: оцинкованное ведёрко, ночную вазу, кашпо, пару досок-сороковок, грабельки, совковую лопату, онучи, ичиги, банку с сахаром, крупу и макароны. Жизнь повеселей пошла. Спать там почему-то не получалось, всё соседей побаивался. Естественно, обжился, свой замок навесил. Но участок приводить в порядок не спешу — пусть, думаю, бурьян для маскировки будет. Я ещё крылечко хворостом завалил. Всё хотел я оттуда вынести таз — большой такой, тяжёлый, медный, но привлекать внимание не хотелось.
Так прожил недели три. Нервы расшатанные успокоились, перестал болеть подколенный мешочек, судороги в зобу отступили. Но случилось непоправимое. Пошёл я туда забрать клеёнку и старую горжетку, а там хозяин замок переменил — врезал новый, с личинкой. Крыльцо расчистил, гляжу — бурьян косит на корню, яблоньки мои окапывает. Закружилось у меня в голове что-то, может даже вырвало; а перед глазами — добро, которое вынести не успел. Упал я навзничь лежу, думаю о тщете своих усилий, напряжение во всём теле необычайное. Голову распирает, ливер пульсирует. Как же жить дальше?
Дополз домой, слёзы лью. Пропал дом с крылечком и новым замком! Прощайте, яблоньки! Не любоваться мне на горжетку, не стелить стол клеёночкой! Ходил да горевал я до вечера, сам не заметил как ноги к опять к этому дому принесли. А в голове стучит: «Так не доставайся же ты никому!» И такое отчаяние меня охватило, — взял, да и подпустил красного петуха. Ну, конечно, пожарных вызвали, да поздно — сгорело всё дотла. И яблоньки не выжили...
А таз я потом раскопал в углях, да и уволок к себе. Хороший таз, тяжёлый, медный...
